Маргарита Борцова

Эта ночь – февраля наваждение
В рамке белой зимы ледяной.
Мы не люди живые – лишь тени мы:
Я и ты, что сегодня со мной.

А метель нескончаемо кружится,
Каблучками по стёклам стучит.
Видишь? Нам с тобой просто недужится,
Вон, как руки твои горячи.

Всё пройдёт, всё когда-то кончается.
От остуды сердца не сберечь.
Пусть как знамя за нами качается
Золочёное марево свеч.

Оттого-то нам встреча позволена,
Что с душою – душа в унисон.
Будет утро, и будет не больно нам,
И, дай Бог, не припомнится сон.

* * *

По ночному, по чёрному городу,
Прокопчённому вьюгой насквозь,
Я бреду, потерявшая голову,
Позабывшая сон. На авось…

Спит луна. Фонари обречённые
Догорают в полуночной мгле.
Ну, какого же чёрта ты, чёртушка,
Заблудился на этой земле?

Сердце вызнобил мглистыми искрами,
Опечатал Господним крестом.
Воют ветры седые неистово
Да метелица вертит хвостом.

А душа моя, баба пропащая,
Чёрной тенью волочится прочь.
Ни о чём меня больше не спрашивай,
Ты, который не в силах помочь.


* * *

Осень ударила в бубны.
Осень шаманит и стонет.
Хочешь, я больше не буду?
Впрочем, и это – пустое.

Слишком печальную тему
Ветер сегодня затронул:
С кем же я, лето? Не с теми ль,
Кто твои листья хоронит?

Время повальных пожаров,
Твердь и вода – пепелище…
Я не лукавлю, но жаль мне
Лодок поджарые днища.

* * *

Я запнулась на слове «любовь».
Время лентой скользнуло к началу,
Где бессильные фразы сквозь боль
И отчаянье я прокричала.

Извивались и корчились дни,
Догорая в немотной опале.
О Господь мой, не слово верни, –
Лист, что тускло ржавеет, опалый.

Молодую его красоту
И прожилок упругую силу,
И мечту воскресения.
Ту,
Что под сердцем вчера я носила.

* * *

А ходики – плуты и блудни.
У стрелок – повадки сорочьи.
Расклёвано время на клочья,
На хроники празднеств и будней.

Грешите, спешите решить
Задачку с одним неизвестным,
Ведь смерть прибывает на тесный
Перрончик заблудшей души.

Отбытья ли ветреный знак?
Виляет флажком провожатый.
Спешите, машите… Прижатый
К окошку потеет пятак.

Мой друже, к чему же рыдать?
Какие грядут полустанки!
Какие сонеты и танки
Вам ангелов сбацает рать!

Того ж, что мелькнёт за стеклом,
Вы вряд ли черты различите.
Вперёд, где встречает Учитель,
Где светит Родительский Кров.

* * *

Ты напрочь нейдешь из ума…
Зима повернула на лето,
А я про одно лишь про это,
Как будто с приветом сама.
Нет правил у нашей игры:
Хоть чёт в ней, хоть нечет – всё розно.
Слезятся сосульками звёзды,
Как мячики скачут миры.
А я привыкаю молчать
И глаз уголёчки недужить,
Как будто на грешную душу
Наложена небом печать,
Как будто бы мне всё равно,
Какую возделывать пажить,
Где яблоку некуда падать
И киснет в бочагах вино,
Чтоб ты в перекрестье молвы
Смотрел и светло и открыто.
И вихрю по имени Рита
Твоей не сносить головы.

* * *

Меж нами расставанье неизбежное,
Моя рука дрожит в твоей руке,
А облако, прохладное и нежное,
Неспешно проплывает вдалеке.

Всё смоет май слезами негорючими,
Июнь засеет буйной трын-травой.
Зачем же я себя слезами мучаю,
Ведь ты
не мой, не мой, не мой, не мой…

Как эхо повторяю непреложное,
Свои глаза вверяя февралю.
Бессвязная, безумная, безбожная,
Я всё ещё почти тебя люблю.

Глаза в глаза… Последнее касание, –
Так в землю навсегда врастает плод.
Бродяга-май, склоняясь, поёт осанну нам,
Бессильным криком распиная рот.




* * *

Не лето, а жизнь – на излёте:
Июль передуман и прожит.
Но мы, точно птицы и звёзды,
Упасть и разбиться не можем.

Ведь ждут нас лиманы и пашни,
Каштаны и спелые вишни.
А всё остальное неважно,
А всё остальное не вышло.

Вновь крылья расправит нам ветер,
А песня приходит в полёте.
Не верьте, не верьте, не верьте,
Что к стае своей не прибьётесь.

* * *

Пил как воду небесный свет,
Ни во что, кроме судьбы, не верил.
Но, зная точно, что выхода нет,
Полз и полз на карачках к двери.

Пол дрожал, и дрожал этаж,
Час приближая рыбной ловли.
Что же, Господи, не отдашь,
Чтобы кровь рифмовать с любовью?

А когда подкатил черёд,
Рухнул вдруг, поперхнувшись сердцем…
Милости просим на чаёк –
Без горячего не согреться.

* * *

Как суетно и безвозвратно
Стремим мы на пламя свечи!
Мгновенье побудь со мной рядом.
О бренном давай помолчим.

Давай помолчим об утратах
В вокзальной глухой тишине.
О том, что сказал ты когда-то,
О том, что ответилось мне.

И пусть нам зачтётся за праздник
Тот миг прогоранья дотла,
Когда повенчает нас разом
Молчания вечная мгла.


ЦУСИМА

Выноси меня, жизнь – Цусима,
Видишь, – воин опять в крови.
Всё, что рожено, – выносимо.
Что отброшено – се ля ви.
Выноси меня, – наг ли, сир ли,
Выноси меня до конца.
Конь из боя так выносил бы
Насмерть раненого бойца.
А когда ковылём полягу
Под Господней тугой пятой,
Кинь пригоршню румяных ягод,
В изголовье, склонясь, постой.
И увижу я очень ясно
Не сквозь веки – сквозь облака,
Как закат истекает красным,
И стремит в никуда река.
И услышу, как в целом свете
На исходе седьмого дня
Только ветер, бродяга-ветер
О тебе поёт без меня.
А теперь поспешай, покуда
Не прошла боевая спесь.
Сквозь окалину губ: «Я буду».
И шершавей травы: «Я есмь…».

* * *

Не кори меня, не обижай,
Без тепла мне на свете не жить.
Скоро осень пожнёт урожай,
Срежет жизни непрочную нить.

Я тебя ни о чём не молю:
Не накоплены вроде долги.
Только музыку помни мою,
От забвенья её береги.

В два аккорда – так песня проста.
И ни слова – молчанье меж строк.
На галёрке пустуют места.
Здравствуй – свидимся лет через сто.

* * *

Ахалтекинцы,
по кругу, по кругу:
Ветер и воля,
доля и ветер…
Если глаза им
выклюет вьюга,
Кто за ошибку
злую ответит?
Сбитые бабки,
марево пены…
Давятся небом
чёрные птицы.
Если верёвка
дольше вселенной,
Грудью о звёзды
вправе разбиться
Ахалтекинцы…

* * *

Только ближе тебя – небо,
Милосердней тебя – небо.
Хочешь, небо лови сетями,
Хочешь, черпай его горстями,
Хочешь, режь и ешь вместо хлеба,
Не избыть благодать неба.
Целовать ли твои губы –
Не сцелуешь чужих женщин.
Разве горсточкой слов сгубит
Та, что дней и ночей меньше?
Пёстрый веер восьмиэтажный
Не раскрыть – подведёт время.
Долгой метой на лоб ляжет
Краткий миг моего паренья.

* * *

Мир, повёрнутый к небу лицом,
Мир, смешной, как заплаканный мим…
Мир, в котором, в конце-то концов,
Я судьбою и Богом храним.
Если плещет во фляге вода
И краюха разъята в ломти,
В этом мире мне быть превсегда
В невозвратном обратном пути.

* * *

Всё-то мне не спалось, а плакалось
По извечному праву женскому.
Да гори оно синим пламенем,
Предсказание ворожейкино:
Бойся влаги и бойся наледи,
Пуще глаз опасайся синих.
Говорила, ладошку гладила.
Ни шиша взамен не просила.
Отдала за конфетку шёпоты,
Заклинала судьбе не верить.
Бог в окно косил оком шёлковым
И кресты рисовал на двери.

* * *

Проклятая тобой,
Преданная другим…
Что для меня боль?
Боль для меня – дым…
Что для меня день?
День для меня ночь.
Что для меня смерть?
Смерть для меня дочь.
Ад для меня – печь,
Свет для меня – тьма.
Прежде чем в стих лечь –
Тихо сойти с ума.

НЕНАВИСТЬ

Если сердце дрожать отважится,
В грудь дышать возможным сделается,
Я расскажу тебе, лист бумажный,
Как выжирает ненависть сердце.
Закалится клинок и выстынет,
Дней пластуя чересполосицу.
Прах белей тебя будь, коль выстою.
Крепко сшитое долго носится.
Правды зубы острые режутся,
Низких истин вот-вот отведают.
Ненависть – лезвием в сердце – грешен я.
Что еще остаётся преданным?..
Ненависть эту вскормлю и выпестую,
Имя дам, по голове оглажу.
Будь собакой, служи мне истово,
До конца мне служи, без лажи.
А когда под клыками свежая
Задымится от крови рана,
Пристрелю эту суку бешеную
И глазами волчьими гляну.

* * *

Понарошечная любовь, понарошечная,
нечто с крошечными ручками и ножками,
нечто с козявочными ухватками,
нечто не горькое и не сладкое.
Где заблудилась? В каком лесу?
Я не увижу и не спасу
капельку эту, такую крошечную,
понарошечную, понарошечную.
Поналетали ветрища злые,
ветры разорные, озорные.
Ветры, в разлуках и злобах опытные,
и любовь без остатка слопали,
девочку с хрупкими ручками-ножками.
Нехорошие – понарошечную.
Полетали вкруг, полетали –
зелена головушка – сидеть не стали.
Но оставили перья белые.
Ветры злые, вы что наделали?
Я ж под сердцем таскала крошечную,
кровью выкормила понарошечную.

* * *

Ты открываешь окошко. Смачно
Вышвыриваешь наземь моё отражение.
Это больно – до головокружения.
Но, как солнце, я никогда не плачу.
Быть, не быть, бодаться с асфальтом,
Безрессорно, как детский мячик.
Я ненавижу твоих аспазий,
Как ненавидит мачеху мальчик.
В дым разбиваются наши надежды –
Бросим курить, чтобы не было дыма.
Воздух в комнате слишком свежий.
Не застуди своё сердце, любимый.

* * *

Давай себя больше не будем жалеть,
К чему с ветряками взахлёб воевать.
По нотам расписана серия «Смерть».
Она непреложна, как стол и кровать.
Она беспрекрасна, как серый рассвет,
Как волглый туман, исходящий с реки.
Она злые горести сводит на нет
И лечит надёжно от черной тоски.
Она милосердна, добра и верна,
И гостю ладонь завсегда подаёт…
Но в мире опять закипает война,
А значит, вот кукиш в карман – и вперёд!..

* * *
Душою в тебя зароюсь,
Ты примешь как данность это.
Я буду тебе сестрою,
мой маленький ангел. Следом

я сердце в залог оставлю –
подушечкой для булавок.
Захочешь – его ласкай ты,
а можешь швырнуть под лавку.

Но шкуркой лягушьей тело
сложу к твоему порогу.
Я тоже любви хотела,
пожизненной, как дорога.

СМОКОВНИЦА

Мир покорился? У ног моих мир?
Даже любимого не покорила…
Не по коре моей неба сапфир,
Терпких олив изумрудные ливни.

Сохлой смоковницей стыть на юру –
Разве такое кому-то приснится?
Но прилетайте ко мне поутру
Малые дети и малые птицы.

Мало-помалу сводите на нет
Старые раны засохших медалей,
Пусть разливается утренний свет
В клювики ваши, на ваши сандальи.

Золотом плещется огненный дождь –
Солнечный сок на бескрылые ветви.
Испепелённая, выживу всё ж,
Промысел древних корней сокровенен.

* * *

Руки пахли тобой
Ещё целые два часа.
Так, наверное, пахнет боль,
Если ей заглянуть в глаза.
Если пить с ней вдвоём
В крохе кухне зелёный чай,
Ненавидеть её,
А потом прошептать: прощай.

И из бреда шёпота
Зародится вдруг
Тонкий ветер шёлковый –
По бороздкам рук,
Прозвенит насмешливо
На закате дня.
Боль моя, не смей же ты
Покидать меня!

* * *
Потому, что живая,
Потому, что женщина,
Потому что замысел чую Божественный
И досель никогда, ни с кем, ни разу
В перестрелке не дрогнула с глазу на глаз,
Оттого, что летаю, хлебнув отравы,
Оттого что конём я на переправе,
И на то, что слева, и на то, что справа,
Самое святое имею право.
И на то, что верхом, и на то, что низом –
Я в вашу душу ворвусь безвизово,
Чтоб безнаказанно тешиться вами,
Вашими мыслями и словами,
Вашими стульями и диванами,
Вашими курицами марь ваннами,
Вашим аморфным бескрылым телом,
Я – справедливость – слово и дело!

* * *

Гвозди винтить, забивать шурупы –
Это, бесспорно, дело простое.
Где отпускают надежды на рублик,
Там, безусловно, юродствовать стоит.

Гвозди винтить, забивать шурупы
В стеночный потрох и бескорыстье.
Пастью рубаночной рвите струпы
С грешных самых и глупых мыслей.

Пост завершая, дрожащей горстью
Крест, как удавку, с шеи сдёргивая,
Бить винты и калечить гвозди
Пальцами, до колец обручальных стёртыми.

* * *

Если скажет Бог, что не быть мне впредь,
что на сборы, мол, у него легки,
заберу с собой моих вёсен цветь
да ещё возьму про тебя стихи.

И когда припрут возле райских врат
и начнут шмонать на предмет шмотья,
эту цвети медь выдам на погляд,
а стихи затарю под сердцем я.

Потекут вприглядку, без срока схим
с плеснецою дни – хором, напоказ.
И не ты меня – заслонят стихи
от бессонных, страшных Господних глаз.




* * *
И.А.

Лихолетье… На стыке веков
слышен стук деревянных подков
по настилу вечности. Мама,
умирать мне так жутко и жалко,
мне ещё не купили лошадку,
деревянную, с хвостом из пакли,
или льна, или какого там материала.
Мне уже не успеть понять,
из чего соткан плащ времени.
Верь мне. Ведь даже Богу не верила
мать. Так ещё долго скакать
по облакам на деревянном коне.
Жди – на девятый день
я приду свою душу забрать.
Не забудь её постирать
и повесь на окне.

ШАКАЛЬЕ

Прежнего времени белые бабочки,
Да на манишке кружавчик особенный…
Были для всех Вы милягой и лапочкой,
Мной нарисованный.
Вас выдавало лишь глаз оперение,
Рук и зрачков несусветная суетность.
Но заклиналось молитвенно: верьте мне!
Всё образуется.
Что-то мелькало, акулье ли, волчье ли,
Или орлиное в профиле суженном.
Но я была уже верой подпорчена,
временем ссуженный.
Вам разрешалось души моей пальчиком
Тихо касаться как будто в забвении.
Вы рисовались мне маленьким мальчиком –
Крохотным гением.
Ветры сорвали манишку и галстучек,
Стены картонного замка попадали.
Вы покидали судьбу мою крадучись,
Пьяным от падали.

Облако в тихом плывёт поднебесье –

Облако – тайна, облако – песня.

Там, где зима от порога к порогу,

Облако малое – как это много.

Чистопись ветра и синих метелей,

Руки воздеты – и полетели…

Только по жизни душа-недотрога

Ангела алчет, а может быть, – Бога.

Вот оттого-то нет ей ответа:

Облако белое, облако, где ты?

*   *   *

Подожди, не зови меня больше, не надо –

В край осенних дождей и кромешных ветров.

Я еще не вернулась из тёплого сада,

Из весёлого сада под названьем «любовь».

Ах, как хочется впрок просмолиться весною

И ладонями всласть отогреться в тепле!

Но калитка скулит у меня за спиною

И не солон ломоть у тебя на столе.

Ну, о чём я? О чём?! Не пришли ещё сроки.

Слишком зелены мы, чтоб взахлёб горевать.

Только солнце вчера не взошло на востоке

И сквозь тучи слезой просочилось опять.

Я целую ладони твои осторожно,

Их шершавинки помню каждой складочкой губ.

Жаркий май на снегу мне растеплить не сложно –

А один уголёк раздышать не могу.

*   *   *

Молодо-зелено… Листья осенние,

Жёлтые, красные, кружевом разные…

Долго гуляла ты, весть о спасении.

Кто мы такие, чтоб праздники праздновать?

Не было равных – прощайте, любимые.

Свет разливается лунною накипью.

Я никого не умела по имени

И никогда от обиды не плакала.

Звёзды мукою просеяны августом,

Небо зияет заклёпками ржавыми.

Тех пирогов не едать уже нам с тобой.

Может быть, времени только и жаль меня.

*   *   *